"Возвращение к изначально творческому акту называния, наречения вещей составляет первооснову литературных упражнений Анатолия Белякова. Традиция, которая питает его творчество, богата и плодотворна. Память услужливо подсказывает великое множество имен - Сей Сенагон, Кэнко-хоси, Пу Сунлин, Франсис Понж, Ален Роб-Грийе, Эрнст Юнгер... В коротких, незамысловатых по форме историях каждое слово выговаривается с особым вкусом. Многого стоит и нарочито вынесенная в их финал "мораль", сообщаемая назидательно или, наоборот, с лукавым удовольствием. Ирония тут - особого типа, та ее великолепная разновидность, что во вполне постмодерновом ключе превращается в "серьез", не переставая при этом оставаться иронией". Владимир Петрин.
"Vozvraschenie k iznachalno tvorcheskomu aktu nazyvanija, narechenija veschej sostavljaet pervoosnovu literaturnykh uprazhnenij Anatolija Beljakova. Traditsija, kotoraja pitaet ego tvorchestvo, bogata i plodotvorna. Pamjat usluzhlivo podskazyvaet velikoe mnozhestvo imen - Sej Senagon, Kenko-khosi, Pu Sunlin, Fransis Ponzh, Alen Rob-Grije, Ernst Junger... V korotkikh, nezamyslovatykh po forme istorijakh kazhdoe slovo vygovarivaetsja s osobym vkusom. Mnogogo stoit i narochito vynesennaja v ikh final "moral", soobschaemaja nazidatelno ili, naoborot, s lukavym udovolstviem. Ironija tut - osobogo tipa, ta ee velikolepnaja raznovidnost, chto vo vpolne postmodernovom kljuche prevraschaetsja v "serez", ne perestavaja pri etom ostavatsja ironiej". Vladimir Petrin.
