История превращения немецкого школьника в сотрудника концлагеря Дахау, рассказанная от первого лица
"Виланд" - первая часть трилогии Оксаны Кирилловой, сюжетная нить которой тянется от 30-х годов XX века к 90-м, от Германии к России
Немецкий школьник Виланд фон Тилл становится охранником концлагеря Дахау из любви к родине. Душой болея за униженную после Первой мировой Германию, молодежь возводит в герои обладателя мягкого голоса "с австрийским металлическим звучанием" - Адольфа Гитлера... Став сотрудником Дахау, Виланд видит то, что расходится с газетными статьями и громкими заявлениями. Но продолжает верить в свою правду, даже наблюдая массовые мучения евреев и Берлин под английскими бомбами. Ему еще многое предстоит осознать, и ему будет что вспомнить в свои 80 лет на койке дома престарелых. С этих воспоминаний и начинается рассказ Виланда о его судьбе, полной страстей, порывов, преступлений, романтической любви и поисков истины.
"Виланд" - первая часть трилогии "Тени прошлого" Оксаны Кирилловой. Проведя огромную исследовательскую работу, в том числе с архивными материалами, введя в роман реальные фигуры Гитлера, Эйхмана, Геббельса, автор сплела клубок судеб выдуманных героев. Нить тянется от 30-х годов ХХ века к 90-м, от Германии к России. Нас ждут детективные повороты и невероятные совпадения. За судьбой каждого персонажа стоит История. История немцев, евреев и русских. Войн и диктаторов. Пропаганды и правды. Вершителей судеб и винтиков системы. Любви к родине и любви к ближнему.
Цитаты
"Как же я завидую старикам, жалующимся, что "память уже не та". Я помню. Я все помню. Память - самое тяжелое наказание, на какое можно обречь человека. И, вопреки всеобщему заблуждению, забыть, увы, гораздо сложнее, чем хранить в голове ясно и отчетливо. Кому-то страшно жить воспоминаниями, потому как это значит, что ты уже одной ногой в могиле, но много страшнее, когда твои воспоминания такие... Лай сторожевых собак и крики заключенных не дают мне спать. Я хочу спать. Господи, как же я хочу спать. Без снов".
"...по сути своей я не был убийцей, я не был жестоким чудовищем, и, что самое главное, я не был глупым человеком. Каждое мое действие было осознанно и определялось исключительно верой в его необходимость, оно определялось истинной любовью к своей стране. Я верил в нужность этой тотальной войны на всех фронтах, и на нашем внутреннем лагерном в том числе, со всей искренностью, на которую только был способен, а потому все, что я делал, я делал с чистой совестью".
"Все, что разум человеческий уже претворял в жизнь, может повториться, каким бы ужасным это ни было и сколько бы от того ни зарекались. Такова натура человека".
"...когда подобные действия совершает вся нация, они перестают трактоваться как преступление, но становятся новой нормой. И с таким подходом любая, даже самая извращенная мораль начинает усваиваться мозгом как нормативная. Именно поэтому основной целью было вовлечь в процесс каждого. И каждый стал крохотным, но винтиком целого механизма, каждый просто существовал и даже не осознавал, что спустя десятилетия его будут рассматривать не как единицу массы, которая всего-то хотела достойно и сытно прожить свою жизнь, но как часть движущего процесса истории".
Istorija prevraschenija nemetskogo shkolnika v sotrudnika kontslagerja Dakhau, rasskazannaja ot pervogo litsa
"Viland" - pervaja chast trilogii Oksany Kirillovoj, sjuzhetnaja nit kotoroj tjanetsja ot 30-kh godov XX veka k 90-m, ot Germanii k Rossii
Nemetskij shkolnik Viland fon Till stanovitsja okhrannikom kontslagerja Dakhau iz ljubvi k rodine. Dushoj boleja za unizhennuju posle Pervoj mirovoj Germaniju, molodezh vozvodit v geroi obladatelja mjagkogo golosa "s avstrijskim metallicheskim zvuchaniem" - Adolfa Gitlera... Stav sotrudnikom Dakhau, Viland vidit to, chto raskhoditsja s gazetnymi statjami i gromkimi zajavlenijami. No prodolzhaet verit v svoju pravdu, dazhe nabljudaja massovye muchenija evreev i Berlin pod anglijskimi bombami. Emu esche mnogoe predstoit osoznat, i emu budet chto vspomnit v svoi 80 let na kojke doma prestarelykh. S etikh vospominanij i nachinaetsja rasskaz Vilanda o ego sudbe, polnoj strastej, poryvov, prestuplenij, romanticheskoj ljubvi i poiskov istiny.
"Viland" - pervaja chast trilogii "Teni proshlogo" Oksany Kirillovoj. Provedja ogromnuju issledovatelskuju rabotu, v tom chisle s arkhivnymi materialami, vvedja v roman realnye figury Gitlera, Ejkhmana, Gebbelsa, avtor splela klubok sudeb vydumannykh geroev. Nit tjanetsja ot 30-kh godov KHKh veka k 90-m, ot Germanii k Rossii. Nas zhdut detektivnye povoroty i neverojatnye sovpadenija. Za sudboj kazhdogo personazha stoit Istorija. Istorija nemtsev, evreev i russkikh. Vojn i diktatorov. Propagandy i pravdy. Vershitelej sudeb i vintikov sistemy. Ljubvi k rodine i ljubvi k blizhnemu.
Tsitaty
"Kak zhe ja zaviduju starikam, zhalujuschimsja, chto "pamjat uzhe ne ta". Ja pomnju. Ja vse pomnju. Pamjat - samoe tjazheloe nakazanie, na kakoe mozhno obrech cheloveka. I, vopreki vseobschemu zabluzhdeniju, zabyt, uvy, gorazdo slozhnee, chem khranit v golove jasno i otchetlivo. Komu-to strashno zhit vospominanijami, potomu kak eto znachit, chto ty uzhe odnoj nogoj v mogile, no mnogo strashnee, kogda tvoi vospominanija takie... Laj storozhevykh sobak i kriki zakljuchennykh ne dajut mne spat. Ja khochu spat. Gospodi, kak zhe ja khochu spat. Bez snov".
"...po suti svoej ja ne byl ubijtsej, ja ne byl zhestokim chudovischem, i, chto samoe glavnoe, ja ne byl glupym chelovekom. Kazhdoe moe dejstvie bylo osoznanno i opredeljalos iskljuchitelno veroj v ego neobkhodimost, ono opredeljalos istinnoj ljubovju k svoej strane. Ja veril v nuzhnost etoj totalnoj vojny na vsekh frontakh, i na nashem vnutrennem lagernom v tom chisle, so vsej iskrennostju, na kotoruju tolko byl sposoben, a potomu vse, chto ja delal, ja delal s chistoj sovestju".
"Vse, chto razum chelovecheskij uzhe pretvorjal v zhizn, mozhet povtoritsja, kakim by uzhasnym eto ni bylo i skolko by ot togo ni zarekalis. Takova natura cheloveka".
"...kogda podobnye dejstvija sovershaet vsja natsija, oni perestajut traktovatsja kak prestuplenie, no stanovjatsja novoj normoj. I s takim podkhodom ljubaja, dazhe samaja izvraschennaja moral nachinaet usvaivatsja mozgom kak normativnaja. Imenno poetomu osnovnoj tselju bylo vovlech v protsess kazhdogo. I kazhdyj stal krokhotnym, no vintikom tselogo mekhanizma, kazhdyj prosto suschestvoval i dazhe ne osoznaval, chto spustja desjatiletija ego budut rassmatrivat ne kak edinitsu massy, kotoraja vsego-to khotela dostojno i sytno prozhit svoju zhizn, no kak chast dvizhuschego protsessa istorii".
