"При чтении прежних стихов Гуголева возникало ощущение, что они могли быть написаны каким-нибудь условным Джоном Фальстафом, если бы тот обладал литературным дарованием и писал стихи по-русски. Правда, и Фальстаф этот был весьма специфический, с довольно зловещей веселостью, метафизическими обиняками, и вообще временами больше походил на Свидригайлова. Экзистенциальный сквозняк под шумок застолья просачивался в жилое помещение; иногда хотелось поплотнее прикрыть окно, сберечь остатки человеческого тепла. Теперь сберегать как будто стало нечего". (Из вступительной статьи А. Францева.)
"Pri chtenii prezhnikh stikhov Gugoleva voznikalo oschuschenie, chto oni mogli byt napisany kakim-nibud uslovnym Dzhonom Falstafom, esli by tot obladal literaturnym darovaniem i pisal stikhi po-russki. Pravda, i Falstaf etot byl vesma spetsificheskij, s dovolno zloveschej veselostju, metafizicheskimi obinjakami, i voobsche vremenami bolshe pokhodil na Svidrigajlova. Ekzistentsialnyj skvoznjak pod shumok zastolja prosachivalsja v zhiloe pomeschenie; inogda khotelos poplotnee prikryt okno, sberech ostatki chelovecheskogo tepla. Teper sberegat kak budto stalo nechego". (Iz vstupitelnoj stati A. Frantseva.)
