Ростовский преступный мир всегда имел собственное лицо и уникальный, отличный от других крупных городов России "криминальный парфюм". С одной стороны, здесь было все, что полагается отечественной босоте и джентльменам удачи всех времен и народов: грубость, жестокость, цинизм, неразборчивость в средствах, ненависть к закону и его носителям, презрение к тем, кто не рискует поставить себя выше этого закона и жить "правильной" жизнью, по понятиям. С другой — донскую преступность всегда отличали пресловутые "ростовские понты": лихость, бесшабашность, склонность к ярким рисовкам, показухе на грани авантюризма, неумеренность в веселье, изящество и профессионализм в работе, строгая иерархия и умение договариваться. Именно эта сторона и принесла городу затейливое прозвище "Ростов-папа", утвердившееся в криминальном мире России.
Rostovskij prestupnyj mir vsegda imel sobstvennoe litso i unikalnyj, otlichnyj ot drugikh krupnykh gorodov Rossii "kriminalnyj parfjum". S odnoj storony, zdes bylo vse, chto polagaetsja otechestvennoj bosote i dzhentlmenam udachi vsekh vremen i narodov: grubost, zhestokost, tsinizm, nerazborchivost v sredstvakh, nenavist k zakonu i ego nositeljam, prezrenie k tem, kto ne riskuet postavit sebja vyshe etogo zakona i zhit "pravilnoj" zhiznju, po ponjatijam. S drugoj — donskuju prestupnost vsegda otlichali preslovutye "rostovskie ponty": likhost, besshabashnost, sklonnost k jarkim risovkam, pokazukhe na grani avantjurizma, neumerennost v vesele, izjaschestvo i professionalizm v rabote, strogaja ierarkhija i umenie dogovarivatsja. Imenno eta storona i prinesla gorodu zatejlivoe prozvische "Rostov-papa", utverdivsheesja v kriminalnom mire Rossii.