Бродский считал, что Игорь Ефимов "продолжает великую традицию русских писателей-философов, ведущую свое начало от Герцена". И вот теперь, опубликовав дюжину романов и полдюжины философских книг, Ефимов написал свой вариант "Былого и дум".
Из первого тома его воспоминаний - "В Старом Свете" - читатель узнает, что его жизнь в России проходила под лозунгом "не верь, не бойся, не проси" задолго до того, как этот лозунг был отчеканен Солженицыным. Уже в школьные годы он не верил газетной и радиопропаганде - только Пушкину, Лермонтову, Толстому. И не боялся вступиться за сослуживца, которому грозил расстрел. И за гонимого поэта, будущего нобелевского лауреата. Не боялся распространять запрещенную литературу и печататься за границей в те годы, когда за это давали до семи лет лагерей... Ефимову повезло - ему довелось дожить до возвращения его книг в Россию.
Brodskij schital, chto Igor Efimov "prodolzhaet velikuju traditsiju russkikh pisatelej-filosofov, veduschuju svoe nachalo ot Gertsena". I vot teper, opublikovav djuzhinu romanov i poldjuzhiny filosofskikh knig, Efimov napisal svoj variant "Bylogo i dum".
Iz pervogo toma ego vospominanij - "V Starom Svete" - chitatel uznaet, chto ego zhizn v Rossii prokhodila pod lozungom "ne ver, ne bojsja, ne prosi" zadolgo do togo, kak etot lozung byl otchekanen Solzhenitsynym. Uzhe v shkolnye gody on ne veril gazetnoj i radiopropagande - tolko Pushkinu, Lermontovu, Tolstomu. I ne bojalsja vstupitsja za sosluzhivtsa, kotoromu grozil rasstrel. I za gonimogo poeta, buduschego nobelevskogo laureata. Ne bojalsja rasprostranjat zapreschennuju literaturu i pechatatsja za granitsej v te gody, kogda za eto davali do semi let lagerej... Efimovu povezlo - emu dovelos dozhit do vozvraschenija ego knig v Rossiju.
