Фортепианное творчество Бориса Тищенко - явление совершенно уникальное. Оно обладает качествами, которые чрезвычайно редко сочетаются в фортепианной музыке: монументальным симфоническим размахом, блестящей специфически фортепианной техникой, неисчерпаемым богатством образов, яркостью и индивидуальностью тематических и конструктивных идей. И ни одно из этих качеств не приносится в жертву другому. ”Я считаю рояль неким аналогом или даже проекцией оркестра. И я пишу для рояля с таким же тщанием в области голосоведения, тематизма, как и для оркестра: он для меня тот идеал, к которому я стремлюсь, не пытаясь, конечно, подражать оркестру”, - говорит автор. В фортепианных сонатах Тищенко чувствуется колоссальный оркестровый опыт одного из крупнейших симфонистов XX века и замечательного концертирующего пианиста.
Каждая из десяти сонат имеет свою концепцию, все они не похожи друг на друга, но в любой из них автор узнается буквально по нескольким тактам - настолько ярко проявляется личность композитора.
Пятая соната Тищенко являет собой яркий пример характерной для композитора процессуальной драматургии. Все четыре части здесь неразрывно спаяны, устремлены - через конфликт и катарсис - к финалу-медитации, выводящий все предшествующее развитие на новый, высоко отрешенный, отстраненный уровень. В основе первых двух частей цикла - конфликт действенности и тишины, при этом - конфликт производный, проистекающий из самой природы тищенковского ”расцветающего” тематизма. Так, разорванный рисунок из вихревых попевок постепенно обретает многоголосный орнамент; из многоголосия образуются ”нависающие” тяжеловесные звукокомплексы - словно предвестники какой-то затаенной угрозы, звучащие настороженно, опасливо, уходящие в тишину…
Продлевает драматургическое движение более действенная вторая часть. Здесь, на остром изломанном гармоническом фоне, живет и ”дышит” отрывистая, остинатная пульсация. Ее затухание в конце части, кажется, предполагает символический конец - словно замедляющийся пульс человеческого сердца.
Краткое Интермеццо - своего рода катарсис в драматургии. Волнообразные, ”небесные” арпеджио, кажется, ”очищают” гармонический фон (как некий сигнал - сейчас ”поднимется занавес” и начнется совершенно иное действие).
Заключает сонату медленный, отстраненный финал - лирико-драматическая медитация-монолог на ”русской почве”. В основе тематизма - неожиданная песенная тема, проникнувшая в инструментальный жанр; тема, вызывающая определенные ассоциации с хрестоматийной ”Гляжу в озера синие”. Возвращаются вихревые пассажи из первой части, звучащие здесь переосмысленно - смиренно-созерцательно, как некий последейственный катарсис, наступивший после драмы.
Fortepiannoe tvorchestvo Borisa Tischenko - javlenie sovershenno unikalnoe. Ono obladaet kachestvami, kotorye chrezvychajno redko sochetajutsja v fortepiannoj muzyke: monumentalnym simfonicheskim razmakhom, blestjaschej spetsificheski fortepiannoj tekhnikoj, neischerpaemym bogatstvom obrazov, jarkostju i individualnostju tematicheskikh i konstruktivnykh idej. I ni odno iz etikh kachestv ne prinositsja v zhertvu drugomu. ”Ja schitaju rojal nekim analogom ili dazhe proektsiej orkestra. I ja pishu dlja rojalja s takim zhe tschaniem v oblasti golosovedenija, tematizma, kak i dlja orkestra: on dlja menja tot ideal, k kotoromu ja stremljus, ne pytajas, konechno, podrazhat orkestru”, - govorit avtor. V fortepiannykh sonatakh Tischenko chuvstvuetsja kolossalnyj orkestrovyj opyt odnogo iz krupnejshikh simfonistov XX veka i zamechatelnogo kontsertirujuschego pianista.
Kazhdaja iz desjati sonat imeet svoju kontseptsiju, vse oni ne pokhozhi drug na druga, no v ljuboj iz nikh avtor uznaetsja bukvalno po neskolkim taktam - nastolko jarko projavljaetsja lichnost kompozitora.
Pjataja sonata Tischenko javljaet soboj jarkij primer kharakternoj dlja kompozitora protsessualnoj dramaturgii. Vse chetyre chasti zdes nerazryvno spajany, ustremleny - cherez konflikt i katarsis - k finalu-meditatsii, vyvodjaschij vse predshestvujuschee razvitie na novyj, vysoko otreshennyj, otstranennyj uroven. V osnove pervykh dvukh chastej tsikla - konflikt dejstvennosti i tishiny, pri etom - konflikt proizvodnyj, proistekajuschij iz samoj prirody tischenkovskogo ”rastsvetajuschego” tematizma. Tak, razorvannyj risunok iz vikhrevykh popevok postepenno obretaet mnogogolosnyj ornament; iz mnogogolosija obrazujutsja ”navisajuschie” tjazhelovesnye zvukokompleksy - slovno predvestniki kakoj-to zataennoj ugrozy, zvuchaschie nastorozhenno, opaslivo, ukhodjaschie v tishinu…
Prodlevaet dramaturgicheskoe dvizhenie bolee dejstvennaja vtoraja chast. Zdes, na ostrom izlomannom garmonicheskom fone, zhivet i ”dyshit” otryvistaja, ostinatnaja pulsatsija. Ee zatukhanie v kontse chasti, kazhetsja, predpolagaet simvolicheskij konets - slovno zamedljajuschijsja puls chelovecheskogo serdtsa.
Kratkoe Intermetstso - svoego roda katarsis v dramaturgii. Volnoobraznye, ”nebesnye” arpedzhio, kazhetsja, ”ochischajut” garmonicheskij fon (kak nekij signal - sejchas ”podnimetsja zanaves” i nachnetsja sovershenno inoe dejstvie).
Zakljuchaet sonatu medlennyj, otstranennyj final - liriko-dramaticheskaja meditatsija-monolog na ”russkoj pochve”. V osnove tematizma - neozhidannaja pesennaja tema, proniknuvshaja v instrumentalnyj zhanr; tema, vyzyvajuschaja opredelennye assotsiatsii s khrestomatijnoj ”Gljazhu v ozera sinie”. Vozvraschajutsja vikhrevye passazhi iz pervoj chasti, zvuchaschie zdes pereosmyslenno - smirenno-sozertsatelno, kak nekij posledejstvennyj katarsis, nastupivshij posle dramy.
