Повесть с причудливым названием "Ковыренный", в котором едва угадывается поврежденное слово времен войны "эвакуированный", написана моим товарищем и коллегой по работе на "Ленфильме" кинорежиссером Леонидом Менакером. Эта повесть не первый повествовательный опыт автора. В конце 90-х Менакер написал документальную книгу "Волшебный фонарь". Она запомнилась литературным качеством и тем бесстрашием и откровенностью, с какой Леня решился рассказать о своей драматической юности. Помню, тогда я сказал ему: "Похоже, ты оснащен и готов снять свой лучший фильм". — "Я-то готов. Но ты же видишь, какое время на дворе". Это было время гибели "Ленфильма". Случилось непредставимое. Одна из старейших киностудий Европы, мощный художественный организм, с великим прошлым, с высокой репутацией "ленинградской школы", вдруг перестает существовать. Студия будто попала в блокаду. Стала "ковыренной".
Povest s prichudlivym nazvaniem "Kovyrennyj", v kotorom edva ugadyvaetsja povrezhdennoe slovo vremen vojny "evakuirovannyj", napisana moim tovarischem i kollegoj po rabote na "Lenfilme" kinorezhisserom Leonidom Menakerom. Eta povest ne pervyj povestvovatelnyj opyt avtora. V kontse 90-kh Menaker napisal dokumentalnuju knigu "Volshebnyj fonar". Ona zapomnilas literaturnym kachestvom i tem besstrashiem i otkrovennostju, s kakoj Lenja reshilsja rasskazat o svoej dramaticheskoj junosti. Pomnju, togda ja skazal emu: "Pokhozhe, ty osnaschen i gotov snjat svoj luchshij film". — "Ja-to gotov. No ty zhe vidish, kakoe vremja na dvore". Eto bylo vremja gibeli "Lenfilma". Sluchilos nepredstavimoe. Odna iz starejshikh kinostudij Evropy, moschnyj khudozhestvennyj organizm, s velikim proshlym, s vysokoj reputatsiej "leningradskoj shkoly", vdrug perestaet suschestvovat. Studija budto popala v blokadu. Stala "kovyrennoj".
