Честная проза о травмирующем опыте
Личные истории множества женщин
Автор - выпускница Сорбонны "Отслойка" - автофикшен о разном материнстве: благополучном и трагическом. О столкновении человека с системой в тот момент, когда он максимально беззащитен и беспомощен. О месте, в котором по-настоящему страшно. И о врачах, которые однажды выбрали работу вместо собственной жизни, которые могут быть строгими, несовершенными, внешне бесстрастными. Но за этой бесстрастностью всегда скрывается чужое горе, которое не может не восприниматься как личная трагедия."Пустота, с которой ты покидаешь роддом без ребенка, никогда не заполнится. Это физическое ощущение отсутствия... Когда он есть, все иначе. Он подрастет и будет плакать от колик, от режущихся зубов, он будет будить тебя по семь-восемь раз за ночь. У него будет температура, понос, ветрянка, иногда он будет плакать просто так, чтобы привлечь твое внимание, а ты будешь уставшей, обессиленной, с больной поясницей, жирными волосами и синими кругами под глазами. Но ты будешь кому-то мамой. И это навсегда".Цитаты:"Каждое слово, которое произнесла медсестра, почему-то больно кололо. Ну пусть не больно, но неприятно. То самое "неприятно", которое испытываешь, когда берут кровь из пальца, когда делают татуировку, когда тебе наступили на ногу в баре. Но этого самого "неприятно" до сих пор я могла избежать за разумную сумму денег. И сеичас была уверена в том, что ни в чем не виновата перед медсестрои. И в то же время понимала, что сеичас никакие деньги или имя не помогут мне. Помогут ли удача или Бог, тоже не знала."Я не хотела хинкали. Я хотела выносить и родить здорового ребенка, а потом приити к этому мужику, которыи вытащил из меня тот шматок, сунуть ему своего живого ребенка в рожу и заставить смотреть."Если будет так давить, задохнусь. Ребра мне определенно сломали все. Нельзя так давить на живого человека. Я в панике задышала по-собачьи, рванула голову влево, вправо. Хватит! Голова кружилась, мое тело стояло посреди реанимации и кровоточило. А я уговаривала себя вернуться в него. Почему мне вдруг захотелось больше не быть в нем, не быть им?"
Chestnaja proza o travmirujuschem opyte
Lichnye istorii mnozhestva zhenschin
Avtor - vypusknitsa Sorbonny "Otslojka" - avtofikshen o raznom materinstve: blagopoluchnom i tragicheskom. O stolknovenii cheloveka s sistemoj v tot moment, kogda on maksimalno bezzaschiten i bespomoschen. O meste, v kotorom po-nastojaschemu strashno. I o vrachakh, kotorye odnazhdy vybrali rabotu vmesto sobstvennoj zhizni, kotorye mogut byt strogimi, nesovershennymi, vneshne besstrastnymi. No za etoj besstrastnostju vsegda skryvaetsja chuzhoe gore, kotoroe ne mozhet ne vosprinimatsja kak lichnaja tragedija."Pustota, s kotoroj ty pokidaesh roddom bez rebenka, nikogda ne zapolnitsja. Eto fizicheskoe oschuschenie otsutstvija... Kogda on est, vse inache. On podrastet i budet plakat ot kolik, ot rezhuschikhsja zubov, on budet budit tebja po sem-vosem raz za noch. U nego budet temperatura, ponos, vetrjanka, inogda on budet plakat prosto tak, chtoby privlech tvoe vnimanie, a ty budesh ustavshej, obessilennoj, s bolnoj pojasnitsej, zhirnymi volosami i sinimi krugami pod glazami. No ty budesh komu-to mamoj. I eto navsegda".Tsitaty:"Kazhdoe slovo, kotoroe proiznesla medsestra, pochemu-to bolno kololo. Nu pust ne bolno, no neprijatno. To samoe "neprijatno", kotoroe ispytyvaesh, kogda berut krov iz paltsa, kogda delajut tatuirovku, kogda tebe nastupili na nogu v bare. No etogo samogo "neprijatno" do sikh por ja mogla izbezhat za razumnuju summu deneg. I seichas byla uverena v tom, chto ni v chem ne vinovata pered medsestroi. I v to zhe vremja ponimala, chto seichas nikakie dengi ili imja ne pomogut mne. Pomogut li udacha ili Bog, tozhe ne znala."Ja ne khotela khinkali. Ja khotela vynosit i rodit zdorovogo rebenka, a potom priiti k etomu muzhiku, kotoryi vytaschil iz menja tot shmatok, sunut emu svoego zhivogo rebenka v rozhu i zastavit smotret."Esli budet tak davit, zadokhnus. Rebra mne opredelenno slomali vse. Nelzja tak davit na zhivogo cheloveka. Ja v panike zadyshala po-sobachi, rvanula golovu vlevo, vpravo. Khvatit! Golova kruzhilas, moe telo stojalo posredi reanimatsii i krovotochilo. A ja ugovarivala sebja vernutsja v nego. Pochemu mne vdrug zakhotelos bolshe ne byt v nem, ne byt im?"
