Когда чеховский "Вишневый сад" под пером чудака-переводчика превращается в мистера Черри Орчарда, легко найти ошибку и указать на несоответствие - хуже, если извращены не слова или фразы, а стиль. Стоит притушить жгучий эпитет, где-то уничтожить ритмичность, вытравить теплую краску, - и вот от подлинника ничего не осталось. Причем действовать переводчик может из лучших побуждений: копировать в угоду точности буквального - "рабственного" - перевода чуждый иноязычный синтаксис; или ненамеренно сделать текст худосочным, не осознавая, что девушки бывают не только красивые, но еще и пригожие или хорошенькие, а человек - не только худым, но и сухопарым или тщедушным.Перевод, говорит Чуковский, - искусство, которому нужно учиться, а его идеал точно уловил Н. В. Гоголь: "Переводчик поступил так, что его не видишь: он превратился в такое прозрачное стекло, что кажется, как бы нет стекла".
Kogda chekhovskij "Vishnevyj sad" pod perom chudaka-perevodchika prevraschaetsja v mistera Cherri Orcharda, legko najti oshibku i ukazat na nesootvetstvie - khuzhe, esli izvrascheny ne slova ili frazy, a stil. Stoit pritushit zhguchij epitet, gde-to unichtozhit ritmichnost, vytravit tepluju krasku, - i vot ot podlinnika nichego ne ostalos. Prichem dejstvovat perevodchik mozhet iz luchshikh pobuzhdenij: kopirovat v ugodu tochnosti bukvalnogo - "rabstvennogo" - perevoda chuzhdyj inojazychnyj sintaksis; ili nenamerenno sdelat tekst khudosochnym, ne osoznavaja, chto devushki byvajut ne tolko krasivye, no esche i prigozhie ili khoroshenkie, a chelovek - ne tolko khudym, no i sukhoparym ili tschedushnym.Perevod, govorit Chukovskij, - iskusstvo, kotoromu nuzhno uchitsja, a ego ideal tochno ulovil N. V. Gogol: "Perevodchik postupil tak, chto ego ne vidish: on prevratilsja v takoe prozrachnoe steklo, chto kazhetsja, kak by net stekla".