Главный герой книги – некий Кент, он же Юра Раздевалов, гражданин без определённого места жительства и без определённых занятий. Когда-то был владельцем знаменитого ООО "Раздевалов Ltd.", создавал и разрушал состояния, распоряжался миллионами. Казалось, ему доступно всё. Внезапно это "всё" закончилось. Бизнес отобрали, матушка отошла в мир иной, доблестные правоохранители добавили свою лепту... Некоторое время Кент отсиживался в палатке: там и произошла переоценка ценностей. Ему, наконец, захотелось любви – чистой, джульетточной. В поисках любви Кент возвращается мыслями к тёте Зине и кузине из своих эро-юношеских воспоминаний, встречается со старым другом Румбом и его девушкой Линой, с преучёным Шародеем, с королями свалки Шплинтом и Сявой, знакомится с их дамами сердца, представительницами древнейшей профессии, с "писателем пустоты" Наумом Плезневичем, с адвокатом Гезником, со следователем Прихватовым и – после долгих мытарств и опасных приключений – находит, наконец, свою возлюбленную Надю, с которой, как оказалось, давно знаком.
Удивить сегодня довольно трудно. Кругосветов к тому не стремится, но у него это хорошо получается. Не думал, что можно создать нечто вроде русской "Матрицы" в литературе. Точнее, питерской "Матрицы", которая отсылает то к одному, то к другому источнику. Вот вам Борис Виан, вот "Песнь песней", а вот гоголевская история. Можно ли считать "Счастье Кандида" образцовым постмодернистским текстом? Можно, если очень хочется. Но при этом текст Кругосветова очень личностный. Не в смысле, когда сердце вырвут и бросят к ногам читателям. А в смысле, когда человек пожил и знает, о чём говорит. Но не брюзжит, нравоучая, а расставляет акценты, подчёркивает детали. И да, я сравнил этот роман с "Матрицей". Но то скорее антиутопия. В случае же Кругосветова мы скорее ближе к утопии. Многоплановый текст, говорящий с читателем о глубинных вещах с энергией молодого революционера. Платон Беседин - писатель, редактор, Севастополь.
Glavnyj geroj knigi – nekij Kent, on zhe Jura Razdevalov, grazhdanin bez opredeljonnogo mesta zhitelstva i bez opredeljonnykh zanjatij. Kogda-to byl vladeltsem znamenitogo OOO "Razdevalov Ltd.", sozdaval i razrushal sostojanija, rasporjazhalsja millionami. Kazalos, emu dostupno vsjo. Vnezapno eto "vsjo" zakonchilos. Biznes otobrali, matushka otoshla v mir inoj, doblestnye pravookhraniteli dobavili svoju leptu... Nekotoroe vremja Kent otsizhivalsja v palatke: tam i proizoshla pereotsenka tsennostej. Emu, nakonets, zakhotelos ljubvi – chistoj, dzhulettochnoj. V poiskakh ljubvi Kent vozvraschaetsja mysljami k tjote Zine i kuzine iz svoikh ero-junosheskikh vospominanij, vstrechaetsja so starym drugom Rumbom i ego devushkoj Linoj, s preuchjonym Sharodeem, s koroljami svalki Shplintom i Sjavoj, znakomitsja s ikh damami serdtsa, predstavitelnitsami drevnejshej professii, s "pisatelem pustoty" Naumom Pleznevichem, s advokatom Geznikom, so sledovatelem Prikhvatovym i – posle dolgikh mytarstv i opasnykh prikljuchenij – nakhodit, nakonets, svoju vozljublennuju Nadju, s kotoroj, kak okazalos, davno znakom.
Udivit segodnja dovolno trudno. Krugosvetov k tomu ne stremitsja, no u nego eto khorosho poluchaetsja. Ne dumal, chto mozhno sozdat nechto vrode russkoj «Matritsy» v literature. Tochnee, piterskoj «Matritsy», kotoraja otsylaet to k odnomu, to k drugomu istochniku. Vot vam Boris Vian, vot «Pesn pesnej», a vot gogolevskaja istorija. Mozhno li schitat «Schaste Kandida» obraztsovym postmodernistskim tekstom? Mozhno, esli ochen khochetsja. No pri etom tekst Krugosvetova ochen lichnostnyj. Ne v smysle, kogda serdtse vyrvut i brosjat k nogam chitateljam. A v smysle, kogda chelovek pozhil i znaet, o chjom govorit. No ne brjuzzhit, nravouchaja, a rasstavljaet aktsenty, podchjorkivaet detali. I da, ja sravnil etot roman s «Matritsej». No to skoree antiutopija. V sluchae zhe Krugosvetova my skoree blizhe k utopii. Mnogoplanovyj tekst, govorjaschij s chitatelem o glubinnykh veschakh s energiej molodogo revoljutsionera. Platon Besedin - pisatel, redaktor, Sevastopol.
