Сложносочиненные, многоуровневые, изобилующие символами, поэтичные и чувственные тексты Кревеля схожи с полотнами Дали и Магритта и вызывают ассоциации с течением оптического искусства: читатель никогда не знает, о чем в точности говорит тот или иной образ; пространства текстов Кревеля мутируют на каждой странице, как и его язык, скрывающий в описании танца - признаки человеческого вырождения, а в идиллическом пейзаже - сцену самоубийства. Бретон говорил о Кревеле, что сквозь его очаровательную внешность сквозил ужас, что чувствовал он себя будто неполноценным и сходил с ума по XVIII веку. Филипп Супо утверждал, что Кревель полон противоречий и с рождения мятежник. Клаус Манн в воспоминаниях писал, что больше всего Кревель боялся потерять рассудок и считал весь окружающий мир безумным.
Slozhnosochinennye, mnogourovnevye, izobilujuschie simvolami, poetichnye i chuvstvennye teksty Krevelja skhozhi s polotnami Dali i Magritta i vyzyvajut assotsiatsii s techeniem opticheskogo iskusstva: chitatel nikogda ne znaet, o chem v tochnosti govorit tot ili inoj obraz; prostranstva tekstov Krevelja mutirujut na kazhdoj stranitse, kak i ego jazyk, skryvajuschij v opisanii tantsa - priznaki chelovecheskogo vyrozhdenija, a v idillicheskom pejzazhe - stsenu samoubijstva. Breton govoril o Krevele, chto skvoz ego ocharovatelnuju vneshnost skvozil uzhas, chto chuvstvoval on sebja budto nepolnotsennym i skhodil s uma po XVIII veku. Filipp Supo utverzhdal, chto Krevel polon protivorechij i s rozhdenija mjatezhnik. Klaus Mann v vospominanijakh pisal, chto bolshe vsego Krevel bojalsja poterjat rassudok i schital ves okruzhajuschij mir bezumnym.
