Обо мне что угодно говорят и печатают... Неужели я таков?! Скажите, что я еще в сто раз хуже - и из двадцати человек десять поверят. Худому верится как-то легче, нежели хорошему... С тех пор, как я начал мыслить и рассуждать, я мыслю вслух, и готов был всегда печатать, во всеуслышанье, все мои мысли и рассуждения. Душа моя покрыта прозрачною оболочкой, через которую каждый может легко заглянуть во внутренность, и всю жизнь я прожил в стеклянном доме, без занавесей... Понимаете ли вы, что это значит? Оттого-то я всегда имел так много врагов! И пламенных друзей, из которых один стоил более ста тысяч врагов! Почти двадцать пять лет кряду прожил я, так сказать, всенародно, говоря с публикой ежедневно о всем близком ей, десять лет, без малого, не сходил с коня, в битвах и бивачном дыму, пройдя, с оружием в руках, всю Европу, от Торнео до Лиссабона, проводя дни и ночи под открытым небом, в тридцать градусов стужи или зноя, и отдыхая в палатах вельмож, в домах граждан и в...
Obo mne chto ugodno govorjat i pechatajut... Neuzheli ja takov?! Skazhite, chto ja esche v sto raz khuzhe - i iz dvadtsati chelovek desjat poverjat. Khudomu veritsja kak-to legche, nezheli khoroshemu... S tekh por, kak ja nachal myslit i rassuzhdat, ja myslju vslukh, i gotov byl vsegda pechatat, vo vseuslyshane, vse moi mysli i rassuzhdenija. Dusha moja pokryta prozrachnoju obolochkoj, cherez kotoruju kazhdyj mozhet legko zagljanut vo vnutrennost, i vsju zhizn ja prozhil v stekljannom dome, bez zanavesej... Ponimaete li vy, chto eto znachit? Ottogo-to ja vsegda imel tak mnogo vragov! I plamennykh druzej, iz kotorykh odin stoil bolee sta tysjach vragov! Pochti dvadtsat pjat let krjadu prozhil ja, tak skazat, vsenarodno, govorja s publikoj ezhednevno o vsem blizkom ej, desjat let, bez malogo, ne skhodil s konja, v bitvakh i bivachnom dymu, projdja, s oruzhiem v rukakh, vsju Evropu, ot Torneo do Lissabona, provodja dni i nochi pod otkrytym nebom, v tridtsat gradusov stuzhi ili znoja, i otdykhaja v palatakh velmozh, v domakh grazhdan i v...