Проза автора похожа на хроники странствий между смыслом и денотатом, "между явью и навью". Она - словно фиксация обреченных попыток "скрыться в коробок собственных мыслей перед лицом космоса". В ней - прекрасная декадентская печаль: "подлинная истина недоступна людям, удел всех и каждого - только мнение, вроде бы как и свое". В ней поиск равновесия в равнодушии: "Существование без веры в Бога, в лучшее или худшее, и во что бы то ни стало, существование, лишенное всяких иллюзий в простом осознании того, что и это понимание есть очередная, совсем неважная иллюзия, в конечном итоге вербализировалось в простую, давно доступную любому обитателю плоскогорья мантру: мне все равно, ведь все равно все равно, равно и все равно". В ней - "...так называемая экзистенциальная тоска: ну не было никакого смысла в показывании образа не-себя! Если не считать таким смыслом известность, связи, деньги..."
Proza avtora pokhozha na khroniki stranstvij mezhdu smyslom i denotatom, "mezhdu javju i navju". Ona - slovno fiksatsija obrechennykh popytok "skrytsja v korobok sobstvennykh myslej pered litsom kosmosa". V nej - prekrasnaja dekadentskaja pechal: "podlinnaja istina nedostupna ljudjam, udel vsekh i kazhdogo - tolko mnenie, vrode by kak i svoe". V nej poisk ravnovesija v ravnodushii: "Suschestvovanie bez very v Boga, v luchshee ili khudshee, i vo chto by to ni stalo, suschestvovanie, lishennoe vsjakikh illjuzij v prostom osoznanii togo, chto i eto ponimanie est ocherednaja, sovsem nevazhnaja illjuzija, v konechnom itoge verbalizirovalos v prostuju, davno dostupnuju ljubomu obitatelju ploskogorja mantru: mne vse ravno, ved vse ravno vse ravno, ravno i vse ravno". V nej - "...tak nazyvaemaja ekzistentsialnaja toska: nu ne bylo nikakogo smysla v pokazyvanii obraza ne-sebja! Esli ne schitat takim smyslom izvestnost, svjazi, dengi..."
