Роковые сороковые. Годы войны. Трагичная и правдивая история детей, чьи родители были уничтожены в годы сталинских репрессий. Спецрежимный детдом, в котором живут "кукушата", ничем не отличается от зоны лагерной - никому не нужные, заброшенные, не знающие ни роду, ни племени, оборванцы поднимают бунт, чтобы ценой своих непрожитых жизней отомстить за смерть своего товарища… "А ведь мы тоже народ, нас мильоны, бросовых… Мы выросли в поле не сами, до нас срезали головки полнозрелым колоскам… А мы, по какому-то году самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе до нас, о которым мы сами не могли помнить. Это память в самом нашем происхождении… У кого родители в лагерях, у кого на фронте, а иные как крошки от стола еще от того пира, который устроили при раскулачивании в тридцатом… Так кто мы? Какой национальности и веры? Кому мы должны платить за наши разбитые, разваленные, скомканные жизни?.. И если не жалобное письма (песнь) для успокоения собственного сердца самому товарищу Сталину, то хоть вопросы к нему…"
Rokovye sorokovye. Gody vojny. Tragichnaja i pravdivaja istorija detej, chi roditeli byli unichtozheny v gody stalinskikh repressij. Spetsrezhimnyj detdom, v kotorom zhivut "kukushata", nichem ne otlichaetsja ot zony lagernoj - nikomu ne nuzhnye, zabroshennye, ne znajuschie ni rodu, ni plemeni, oborvantsy podnimajut bunt, chtoby tsenoj svoikh neprozhitykh zhiznej otomstit za smert svoego tovarischa… "A ved my tozhe narod, nas milony, brosovykh… My vyrosli v pole ne sami, do nas srezali golovki polnozrelym koloskam… A my, po kakomu-to godu samosev, vzoshli, nikem ne ozhidaemye i ne zhelannye, kak pamjat, kak ukor o tom zlodejstve do nas, o kotorym my sami ne mogli pomnit. Eto pamjat v samom nashem proiskhozhdenii… U kogo roditeli v lagerjakh, u kogo na fronte, a inye kak kroshki ot stola esche ot togo pira, kotoryj ustroili pri raskulachivanii v tridtsatom… Tak kto my? Kakoj natsionalnosti i very? Komu my dolzhny platit za nashi razbitye, razvalennye, skomkannye zhizni?.. I esli ne zhalobnoe pisma (pesn) dlja uspokoenija sobstvennogo serdtsa samomu tovarischu Stalinu, to khot voprosy k nemu…"
