Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?.. Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают... Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники. Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал "Публичное одиночество" и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом... "Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в "нужном свете". Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас. Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано -сказано, что сделано - сделано". По "гамбургскому счету" подошел к своей книге автор. Ну, а что из этого получилось, - судить вам, дорогие читатели!
Chto dumaet o ljubvi i zhizni glavnyj rezhisser strany? Kak otnositsja metr kinematografa k vlasti i demokratii? Obizhaetsja li, kogda ego nazyvajut barinom? I pochemu vsemirnaja slava vsegda privodit k globalnomu odinochestvu?.. Vse, chto delaet Nikita Mikhalkov, vyzyvaet samyj pristalnyj interes publiki. O ego tvorchestve sporjat, im voskhischajutsja, emu podrazhajut... Odnako, kak pochti kazhdogo bolshogo khudozhnika, ego ne vsegda ponimajut i prinimajut sovremenniki. Ne sluchajno svoju knigu Nikita Sergeevich nazval "Publichnoe odinochestvo" i podelilsja v nej svoimi razmyshlenijami o samykh raznykh tvorcheskikh, kulturnykh i zhiznennykh voprosakh: o vere, vlasti, zhenschinakh, ksenofobii, monarkhii, velikikh akterakh i mnogom-mnogom drugom... "Eto ne vospominanija, napisannye gody spustja, kotorykh tak mnogo segodnja i v kotorykh ljubye proshlye sobytija i litsa mogut byt osvescheny i predstavleny v "nuzhnom svete". Eto dokumentirovannaja khronika togo, chto bylo mnoju skazano ranee, i togo, chto ja govorju sejchas. Eto zhestokij eksperiment, no ja idu na nego soznatelno. Chto skazano -skazano, chto sdelano - sdelano". Po "gamburgskomu schetu" podoshel k svoej knige avtor. Nu, a chto iz etogo poluchilos, - sudit vam, dorogie chitateli!
