Литература — это путешествие в художественное пространство Автора. Но как услышать в этом пространстве реальное время, в котором он жил и работал? В книге очерков Глеб Шульпяков осмысляет страх эпохи, который сформировал абсурд Хармса. Смотрит на Москву накануне наполеоновского вторжения глазами поэта Батюшкова. Разбирается, почему прошло 200 лет, а "Франкенштейна" Мэри Шелли по-прежнему экранизируют. Размышляет, за что природой Зла поэт Уистен Оден считал праздность, и почему Стравинский выбрал именно этого поэта для сочинения либретто к своей опере. Мы побродим по коридорам в немецком сумасшедшем доме, где лечили русского классика. Узнаем, чья коллекция легла в основу Российской Национальной библиотеки. Вспомним нерв свободы в эпоху девяностых, когда запрещенные книги Бердяева, Оруэлла, Бродского, Набокова и Домбровского возвращались к читателю. Познакомимся с поколением русских, иммигрировавших в Германию в новое время. Почти все русские поэты начиная с Ломоносова были переводчиками западной европейской классики. Русская словесность развивалась под ее пристальным взглядом, но и европейская как бы видит себя в зеркале русской. Это и есть тот диалог, без которого никакая литература невозможна.
Literatura — eto puteshestvie v khudozhestvennoe prostranstvo Avtora. No kak uslyshat v etom prostranstve realnoe vremja, v kotorom on zhil i rabotal? V knige ocherkov Gleb Shulpjakov osmysljaet strakh epokhi, kotoryj sformiroval absurd Kharmsa. Smotrit na Moskvu nakanune napoleonovskogo vtorzhenija glazami poeta Batjushkova. Razbiraetsja, pochemu proshlo 200 let, a "Frankenshtejna" Meri Shelli po-prezhnemu ekranizirujut. Razmyshljaet, za chto prirodoj Zla poet Uisten Oden schital prazdnost, i pochemu Stravinskij vybral imenno etogo poeta dlja sochinenija libretto k svoej opere. My pobrodim po koridoram v nemetskom sumasshedshem dome, gde lechili russkogo klassika. Uznaem, chja kollektsija legla v osnovu Rossijskoj Natsionalnoj biblioteki. Vspomnim nerv svobody v epokhu devjanostykh, kogda zapreschennye knigi Berdjaeva, Oruella, Brodskogo, Nabokova i Dombrovskogo vozvraschalis k chitatelju. Poznakomimsja s pokoleniem russkikh, immigrirovavshikh v Germaniju v novoe vremja. Pochti vse russkie poety nachinaja s Lomonosova byli perevodchikami zapadnoj evropejskoj klassiki. Russkaja slovesnost razvivalas pod ee pristalnym vzgljadom, no i evropejskaja kak by vidit sebja v zerkale russkoj. Eto i est tot dialog, bez kotorogo nikakaja literatura nevozmozhna.
