В поэзии Виктора Багрова развёрнута ранимая интимная драматургия, где ядро, центр "драмы" -осознание отсутствия точки закреплённости в составе события (места) и одновременно яростный поиск знака "ограничителя", за которым видится ясный горизонт сути размытых перед взглядом предметов, постоянно обрывающих "свой собственный след". Такой парадокс заключён в движении сквозь призму ускользающих частиц разъятого мира, возможности "отлова" мгновений в зазоре их отчуждения, во времени остановки в теле речи. Проявление этой возможности, по-моему, - яркая и самобытная черта поэзии автора книги.Вбирание и выговаривание спектра вещей через мерцающее марево "степи очевидного" не позволяет им - перед взглядом в упор - до конца отцвести, осиротеть, погрузиться во тьму: знаки, как будто "сиротливо" висящие над равнодушным пространством чистого листа (поля), обретают в стихотворении свой маяк, плавучий "дом" с открытой дверью и распахнутым сердцем. Отсюда, из воплощения мечты о завоевании подобного "дома" поля зрения, в книге "[Выцвело]" возникает ряд напоминаний о необходимости отчётливого внимания к внутренней географии, несмотря на сопротивление, "вытеснение" речи о ней и самого "я" из места интерпретации.
V poezii Viktora Bagrova razvjornuta ranimaja intimnaja dramaturgija, gde jadro, tsentr "dramy" -osoznanie otsutstvija tochki zakrepljonnosti v sostave sobytija (mesta) i odnovremenno jarostnyj poisk znaka "ogranichitelja", za kotorym viditsja jasnyj gorizont suti razmytykh pered vzgljadom predmetov, postojanno obryvajuschikh "svoj sobstvennyj sled". Takoj paradoks zakljuchjon v dvizhenii skvoz prizmu uskolzajuschikh chastits razjatogo mira, vozmozhnosti "otlova" mgnovenij v zazore ikh otchuzhdenija, vo vremeni ostanovki v tele rechi. Projavlenie etoj vozmozhnosti, po-moemu, - jarkaja i samobytnaja cherta poezii avtora knigi.Vbiranie i vygovarivanie spektra veschej cherez mertsajuschee marevo "stepi ochevidnogo" ne pozvoljaet im - pered vzgljadom v upor - do kontsa ottsvesti, osirotet, pogruzitsja vo tmu: znaki, kak budto "sirotlivo" visjaschie nad ravnodushnym prostranstvom chistogo lista (polja), obretajut v stikhotvorenii svoj majak, plavuchij "dom" s otkrytoj dverju i raspakhnutym serdtsem. Otsjuda, iz voploschenija mechty o zavoevanii podobnogo "doma" polja zrenija, v knige "[Vytsvelo]" voznikaet rjad napominanij o neobkhodimosti otchjotlivogo vnimanija k vnutrennej geografii, nesmotrja na soprotivlenie, "vytesnenie" rechi o nej i samogo "ja" iz mesta interpretatsii.
