Барона Унгерн фон Штернберга принято считать либо душевнобольным, либо патологическим садистом. Первое не исключает второго, да и не оправдывает. Советская историческая наука последнего рыцаря - крестоносца белой армии - не любила. Но советские люди пели на кухнях под гитару: "Господа офицеры, попрошу вас учесть - кто сберег свои нервы, тот не спас свою честь". Потомок Аттилы, наследник Чингисхана, бунтарь, мистик и аскет, генерал русской армии в желтом монгольском халате с солдатским Георгием на груди, муж китайской принцессы, которого не брали ни пуля, ни шашка, был застенчив, как барышня, бесстрашен, как тигр, и до самозабвения предан людям. Они его и предали. Монголы ждали его восемьсот лет, и регулярно встречают до сих пор. Ветер, пустыня. Кровь на песке не видна. Ом мани падме хум. Спаси и сохрани...
Barona Ungern fon Shternberga prinjato schitat libo dushevnobolnym, libo patologicheskim sadistom. Pervoe ne iskljuchaet vtorogo, da i ne opravdyvaet. Sovetskaja istoricheskaja nauka poslednego rytsarja - krestonostsa beloj armii - ne ljubila. No sovetskie ljudi peli na kukhnjakh pod gitaru: "Gospoda ofitsery, poproshu vas uchest - kto sbereg svoi nervy, tot ne spas svoju chest". Potomok Attily, naslednik Chingiskhana, buntar, mistik i asket, general russkoj armii v zheltom mongolskom khalate s soldatskim Georgiem na grudi, muzh kitajskoj printsessy, kotorogo ne brali ni pulja, ni shashka, byl zastenchiv, kak baryshnja, besstrashen, kak tigr, i do samozabvenija predan ljudjam. Oni ego i predali. Mongoly zhdali ego vosemsot let, i reguljarno vstrechajut do sikh por. Veter, pustynja. Krov na peske ne vidna. Om mani padme khum. Spasi i sokhrani...
