"Мы не в изгнании - мы в послании", - так написала Нина Николаевна Берберова в своей знаменитой книге "Курсив мой". Ее проза пришла к российскому читателю почти одновременно с романами-биографиями "Железная женщина" и "Чайковский: история одинокой жизни". Летописец жизни русской эмиграции, Нина Берберова и в прозе верна этой теме. Но если в "Курсиве…" повествуется о судьбах людей известных, даже знаменитых, то в "рассказах в изгнании" герои - а чаще героини - оказываются в чужой стране как песчинки, влекомые ураганом. И бессловесная аккомпаниаторша известной певицы, и дочь петербургского чиновника, и недавняя гимназистка, и когда-то благополучная жена, а ныне вышивальщица "за 90 сантимов за час", - все они пытаются выстроить дом на бездомье… "Но вечерами она возвращалась в единственное место на свете, все в тот же цыганский кабак. И минутами, когда она сидела там, под грохот музыки, в ресторанном удушье, она забывала на лице выражение обиды. И рука, протянувшаяся к ней через столик, - плотная, короткая мужская рука с открытым портсигаром, - принадлежала человеку, которому понравилось в ней именно ее усталое и растерянное лицо".
"My ne v izgnanii - my v poslanii", - tak napisala Nina Nikolaevna Berberova v svoej znamenitoj knige "Kursiv moj". Ee proza prishla k rossijskomu chitatelju pochti odnovremenno s romanami-biografijami "Zheleznaja zhenschina" i "Chajkovskij: istorija odinokoj zhizni". Letopisets zhizni russkoj emigratsii, Nina Berberova i v proze verna etoj teme. No esli v "Kursive…" povestvuetsja o sudbakh ljudej izvestnykh, dazhe znamenitykh, to v "rasskazakh v izgnanii" geroi - a chasche geroini - okazyvajutsja v chuzhoj strane kak peschinki, vlekomye uraganom. I besslovesnaja akkompaniatorsha izvestnoj pevitsy, i doch peterburgskogo chinovnika, i nedavnjaja gimnazistka, i kogda-to blagopoluchnaja zhena, a nyne vyshivalschitsa "za 90 santimov za chas", - vse oni pytajutsja vystroit dom na bezdome… "No vecherami ona vozvraschalas v edinstvennoe mesto na svete, vse v tot zhe tsyganskij kabak. I minutami, kogda ona sidela tam, pod grokhot muzyki, v restorannom udushe, ona zabyvala na litse vyrazhenie obidy. I ruka, protjanuvshajasja k nej cherez stolik, - plotnaja, korotkaja muzhskaja ruka s otkrytym portsigarom, - prinadlezhala cheloveku, kotoromu ponravilos v nej imenno ee ustaloe i rasterjannoe litso".
