"Мельмот Скиталец" имел в мировой литературе яркую, в чем-то гипнотическую судьбу. Герой романа Метьюрина унаследовал "байронические" черты Чайлд Гарольда, с его романтической разочарованностью, и приметы персонажей готических романов: таинственность, налет мистики, отмеченность печатью довлеющего над ним Рока.
Мельмот Скиталец породил огромную "мельмотическую" традицию, растянувшуюся до конца XIX столетия. Среди его последователей Булвер-Литтон и Стивенсон, Теккерей и Оскар Уайльд (кстати, внучатый племянник Метьюрина), Готорн и По, де Виньи и Гюго, Бальзак и Бодлер. Все пушкинское окружение бредило Мельмотом, и сам Пушкин в восьмой главе "Евгения Онегина" упоминает этого героя. У героев Гоголя, Лермонтова и Достоевского отчетливо прослеживаются "мельмотические" черты. И уже в XX веке булгаковский Воланд напоминает нам о своем давнем литературном предшественнике.
"Melmot Skitalets" imel v mirovoj literature jarkuju, v chem-to gipnoticheskuju sudbu. Geroj romana Metjurina unasledoval "bajronicheskie" cherty Chajld Garolda, s ego romanticheskoj razocharovannostju, i primety personazhej goticheskikh romanov: tainstvennost, nalet mistiki, otmechennost pechatju dovlejuschego nad nim Roka.
Melmot Skitalets porodil ogromnuju "melmoticheskuju" traditsiju, rastjanuvshujusja do kontsa XIX stoletija. Sredi ego posledovatelej Bulver-Litton i Stivenson, Tekkerej i Oskar Uajld (kstati, vnuchatyj plemjannik Metjurina), Gotorn i Po, de Vini i Gjugo, Balzak i Bodler. Vse pushkinskoe okruzhenie bredilo Melmotom, i sam Pushkin v vosmoj glave "Evgenija Onegina" upominaet etogo geroja. U geroev Gogolja, Lermontova i Dostoevskogo otchetlivo proslezhivajutsja "melmoticheskie" cherty. I uzhe v XX veke bulgakovskij Voland napominaet nam o svoem davnem literaturnom predshestvennike.
