Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий "Большая книга", "Национальный бестселлер" и "Ясная Поляна". Автор романов "Обитель", "Санькя", "Патологии", "Чёрная обезьяна", циклов рассказов "Восьмёрка", "Грех", "Ботинки, полные горячей водкой" и "Семь жизней", сборников публицистики "К нам едет Пересвет", "Летучие бурлаки", "Не чужая смута", "Взвод", "Некоторые не попадут в ад"."Ополченский романс" — его первая попытка не публицистического, а художественного осмысления прожитых на Донбассе военных лет.В трёх шагах от погранстолба стелилась земля, где не действовали никакие законы. Люди, обитавшие здесь, не подчинялись никому извне. Более того, изнутри они тоже никем толком не управлялись.На Донбасс он собрался быстро и неожиданно для самого себя. Попросил отпуск на работе; никто даже не поинтересовался планами Вострицкого на ближайший месяц.На Донбасс Вострицкий ехал от лёгкости жизни, и ещё оттого, что мироздание, казалось, окосело, скривилось, съехало на бок, — а этого он не любил.Полевой командир Разумный — в отличие от Лесенцова, местный, донбасский, —идеально воспроизвёл существовавший прежде исторический типаж: он походил на очень хорошего учителя географии, который вдруг, когда начался сезонный апокалипсис, обнаружил в себе умение убивать.Убивать Разумный старался за дело.Скрип был казах по национальности, но местный. Скрипом его звали, потому что в детстве он не только занимался боксом, но и ходил в музыкальную школу.За мёртвым Пистоном приехала мать. Она увезла хоронить сына в деревню, где он вырос, — недалеко, километров тридцать от их позиций. Лютик удивился: как же такой необычный, читавший книжки и слушавший диковатую музыку Пистон, вырос в деревне. Лютик думал, что Пистон — городской.Донбасская война нарисовала его. Появились морщины, линии рук, отпечатки шагов. Он обветрился, обтрепался. Теперь точно знал звук своего голоса. Посреди лица распустились степной пылью тронутые глаза.Когда Вострицкий спустя 4 доне
Zakhar Prilepin — prozaik, publitsist, muzykant, obladatel premij "Bolshaja kniga", "Natsionalnyj bestseller" i "Jasnaja Poljana". Avtor romanov "Obitel", "Sankja", "Patologii", "Chjornaja obezjana", tsiklov rasskazov "Vosmjorka", "Grekh", "Botinki, polnye gorjachej vodkoj" i "Sem zhiznej", sbornikov publitsistiki "K nam edet Peresvet", "Letuchie burlaki", "Ne chuzhaja smuta", "Vzvod", "Nekotorye ne popadut v ad"."Opolchenskij romans" — ego pervaja popytka ne publitsisticheskogo, a khudozhestvennogo osmyslenija prozhitykh na Donbasse voennykh let.V trjokh shagakh ot pogranstolba stelilas zemlja, gde ne dejstvovali nikakie zakony. Ljudi, obitavshie zdes, ne podchinjalis nikomu izvne. Bolee togo, iznutri oni tozhe nikem tolkom ne upravljalis.Na Donbass on sobralsja bystro i neozhidanno dlja samogo sebja. Poprosil otpusk na rabote; nikto dazhe ne pointeresovalsja planami Vostritskogo na blizhajshij mesjats.Na Donbass Vostritskij ekhal ot ljogkosti zhizni, i eschjo ottogo, chto mirozdanie, kazalos, okoselo, skrivilos, sekhalo na bok, — a etogo on ne ljubil.Polevoj komandir Razumnyj — v otlichie ot Lesentsova, mestnyj, donbasskij, —idealno vosproizvjol suschestvovavshij prezhde istoricheskij tipazh: on pokhodil na ochen khoroshego uchitelja geografii, kotoryj vdrug, kogda nachalsja sezonnyj apokalipsis, obnaruzhil v sebe umenie ubivat.Ubivat Razumnyj staralsja za delo.Skrip byl kazakh po natsionalnosti, no mestnyj. Skripom ego zvali, potomu chto v detstve on ne tolko zanimalsja boksom, no i khodil v muzykalnuju shkolu.Za mjortvym Pistonom priekhala mat. Ona uvezla khoronit syna v derevnju, gde on vyros, — nedaleko, kilometrov tridtsat ot ikh pozitsij. Ljutik udivilsja: kak zhe takoj neobychnyj, chitavshij knizhki i slushavshij dikovatuju muzyku Piston, vyros v derevne. Ljutik dumal, chto Piston — gorodskoj.Donbasskaja vojna narisovala ego. Pojavilis morschiny, linii ruk, otpechatki shagov. On obvetrilsja, obtrepalsja. Teper tochno znal zvuk svoego golosa. Posredi litsa raspustilis stepnoj pylju tronutye glaza.Kogda Vostritskij spustja 4 done
