Чаще всего искусство уводит нас в крайности, оно беспощадно и влюблено в смерть. В интервью, показанном по телевидению в 1961 году, Селин заявил: "Я разостлал на столе свою кожу, потому что - не забывайте одну вещь - смерть приносит невероятное вдохновение. Если вы не положите на стол собственную кожу, у вас ничего не выйдет. Придется заплатить".У настоящего художника страсть к глубине и мощи изображения пересиливает инстинкт самосохранения. Нижинский выстелил своей кожей театральные подмостки. Он познал стремительный взлет к исключительной цели, к бесконечности, а после этого - еще более стремительное падение. За кульминацией немедленно последовало крушение: казалось даже, что оно таинственным образом изначально было заложено в нем, поэтому у судьбы танцовщика такой конец оказался неизбежен.Как писал Стефан Цвейг: "Тот, чья жизнь - трагедия, умирает как герой".
Chasche vsego iskusstvo uvodit nas v krajnosti, ono besposchadno i vljubleno v smert. V intervju, pokazannom po televideniju v 1961 godu, Selin zajavil: "Ja razostlal na stole svoju kozhu, potomu chto - ne zabyvajte odnu vesch - smert prinosit neverojatnoe vdokhnovenie. Esli vy ne polozhite na stol sobstvennuju kozhu, u vas nichego ne vyjdet. Pridetsja zaplatit".U nastojaschego khudozhnika strast k glubine i moschi izobrazhenija peresilivaet instinkt samosokhranenija. Nizhinskij vystelil svoej kozhej teatralnye podmostki. On poznal stremitelnyj vzlet k iskljuchitelnoj tseli, k beskonechnosti, a posle etogo - esche bolee stremitelnoe padenie. Za kulminatsiej nemedlenno posledovalo krushenie: kazalos dazhe, chto ono tainstvennym obrazom iznachalno bylo zalozheno v nem, poetomu u sudby tantsovschika takoj konets okazalsja neizbezhen.Kak pisal Stefan Tsvejg: "Tot, chja zhizn - tragedija, umiraet kak geroj".
