Жизнь Родиона Яковлевича Малиновского кажется похожей на головокружительный роман: таинственное рождение, мучительно тяжелое детство, раннее взросление, кругосветные путешествия, чужие страны, ставшие ему дорогими. Франция, где он сражался и мог остаться, как многие из его товарищей по экспедиционному корпусу; Испания, которую он полюбил еще до того, как ступил на ее землю, и покидал с горечью невольной вины - "не сумел помочь. . . " И войны, войны, войны. . . Сколько их было в его судьбе! Четыре года Первой мировой, год гражданской, почти два года испанской и четыре - Великой Отечественной. Больше десяти лет. "Какой мерой считать их? Год за два? За три? За пять? А были, наверное, дни - или часы, или час, - которые зачтутся за десятилетие. Июльский день перед сдачей Ростова. Декабрьское утро на реке Мышкове, от которого война повела другой счет. Или ночь Карибского решения. Я не знаю, какие дни назвал бы он сам - эти или совсем другие. . . И об этом уже никто не узнает. . . " (Из. . .
Zhizn Rodiona Jakovlevicha Malinovskogo kazhetsja pokhozhej na golovokruzhitelnyj roman: tainstvennoe rozhdenie, muchitelno tjazheloe detstvo, rannee vzroslenie, krugosvetnye puteshestvija, chuzhie strany, stavshie emu dorogimi. Frantsija, gde on srazhalsja i mog ostatsja, kak mnogie iz ego tovarischej po ekspeditsionnomu korpusu; Ispanija, kotoruju on poljubil esche do togo, kak stupil na ee zemlju, i pokidal s gorechju nevolnoj viny - "ne sumel pomoch. . . " I vojny, vojny, vojny. . . Skolko ikh bylo v ego sudbe! Chetyre goda Pervoj mirovoj, god grazhdanskoj, pochti dva goda ispanskoj i chetyre - Velikoj Otechestvennoj. Bolshe desjati let. "Kakoj meroj schitat ikh? God za dva? Za tri? Za pjat? A byli, navernoe, dni - ili chasy, ili chas, - kotorye zachtutsja za desjatiletie. Ijulskij den pered sdachej Rostova. Dekabrskoe utro na reke Myshkove, ot kotorogo vojna povela drugoj schet. Ili noch Karibskogo reshenija. Ja ne znaju, kakie dni nazval by on sam - eti ili sovsem drugie. . . I ob etom uzhe nikto ne uznaet. . . " (Iz. . .
