"Мертвые души" Гоголя - это особая литературная система координат, открытая всем сторонам света, устремленная в бесконечность, противящаяся всякой одномерности. В эту систему координат вписываются мертвые души и живое слово, маленький человек и большая страна - с ее безмерным оперативным простором, открывающим все новые и новые горизонты для птицы-тройки. Здесь разместилась огромная галерея бессмертных образов, одушевленных и неодушевленных, из которых то и дело выходили, выезжали, выскакивали, вылетали литературные последователи Гоголя. Это книга с ярким повествовательным узором, небывалой изобразительной силы, которой был щедро наделен великий писатель XIX века. Владимир Набоков писал о Гоголе: "До появления его и Пушкина русская литература была подслеповатой. Формы, которые она замечала, были лишь очертаниями, подсказанными рассудком; цвета как такового она не видела и лишь пользовалась истертыми комбинациями слепцов-существительных и по-собачьи преданных им эпитетов, которые Европа унаследовала от древних. Небо было голубым, заря алой, листва зеленой, глаза красавиц черными, тучи серыми и т. д. Только Гоголь (а за ним Лермонтов и Толстой) увидел желтый и лиловый цвета... Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь писатель, тем более в России, раньше замечал такое удивительное явление, как дрожащий узор света и тени на земле под деревьями или цветовые шалости солнца на листве. Описание сада Плюшкина поразило русских читателей почти так же, как Мане - усатых мещан своей эпохи".
"Mertvye dushi" Gogolja - eto osobaja literaturnaja sistema koordinat, otkrytaja vsem storonam sveta, ustremlennaja v beskonechnost, protivjaschajasja vsjakoj odnomernosti. V etu sistemu koordinat vpisyvajutsja mertvye dushi i zhivoe slovo, malenkij chelovek i bolshaja strana - s ee bezmernym operativnym prostorom, otkryvajuschim vse novye i novye gorizonty dlja ptitsy-trojki. Zdes razmestilas ogromnaja galereja bessmertnykh obrazov, odushevlennykh i neodushevlennykh, iz kotorykh to i delo vykhodili, vyezzhali, vyskakivali, vyletali literaturnye posledovateli Gogolja. Eto kniga s jarkim povestvovatelnym uzorom, nebyvaloj izobrazitelnoj sily, kotoroj byl schedro nadelen velikij pisatel XIX veka. Vladimir Nabokov pisal o Gogole: "Do pojavlenija ego i Pushkina russkaja literatura byla podslepovatoj. Formy, kotorye ona zamechala, byli lish ochertanijami, podskazannymi rassudkom; tsveta kak takovogo ona ne videla i lish polzovalas istertymi kombinatsijami sleptsov-suschestvitelnykh i po-sobachi predannykh im epitetov, kotorye Evropa unasledovala ot drevnikh. Nebo bylo golubym, zarja aloj, listva zelenoj, glaza krasavits chernymi, tuchi serymi i t. d. Tolko Gogol (a za nim Lermontov i Tolstoj) uvidel zheltyj i lilovyj tsveta... Somnevajus, chtoby kakoj-nibud pisatel, tem bolee v Rossii, ranshe zamechal takoe udivitelnoe javlenie, kak drozhaschij uzor sveta i teni na zemle pod derevjami ili tsvetovye shalosti solntsa na listve. Opisanie sada Pljushkina porazilo russkikh chitatelej pochti tak zhe, kak Mane - usatykh meschan svoej epokhi".
