Ричарда Бротигана называли последним американским классиком, наследником Марка Твена и Хемингуэя, идолом контркультуры, "Сэлинджером для новых времен"; его признавали своим наставником Харуки Мураками и Эрленд Лу. "Рыбалка в Америке" сделала Бротигана кумиром миллионов и заставила критиков писать, что он изобрел целый новый жанр и что, может быть, когда-нибудь люди будут писать "бротиганы" так, как мы сейчас пишем романы. За "Рыбалкой в Америке" последовал роман "В арбузном сахаре", где к неизменному мягкому юмору, вывернутой наизнанку логике и поэтически филигранной работе со словом добавляются апокалиптические нотки, но элегическая пастораль по-прежнему сочетается с фирменной сюрреалистической образностью так, будто нет ничего более естественного: "В арбузном сахаре все свершилось и вершится вновь, значит, моя жизнь - в арбузном сахаре. Я расскажу тебе о ней, потому что я здесь, а ты далеко".
Richarda Brotigana nazyvali poslednim amerikanskim klassikom, naslednikom Marka Tvena i Khemingueja, idolom kontrkultury, "Selindzherom dlja novykh vremen"; ego priznavali svoim nastavnikom Kharuki Murakami i Erlend Lu. "Rybalka v Amerike" sdelala Brotigana kumirom millionov i zastavila kritikov pisat, chto on izobrel tselyj novyj zhanr i chto, mozhet byt, kogda-nibud ljudi budut pisat "brotigany" tak, kak my sejchas pishem romany. Za "Rybalkoj v Amerike" posledoval roman "V arbuznom sakhare", gde k neizmennomu mjagkomu jumoru, vyvernutoj naiznanku logike i poeticheski filigrannoj rabote so slovom dobavljajutsja apokalipticheskie notki, no elegicheskaja pastoral po-prezhnemu sochetaetsja s firmennoj sjurrealisticheskoj obraznostju tak, budto net nichego bolee estestvennogo: "V arbuznom sakhare vse svershilos i vershitsja vnov, znachit, moja zhizn - v arbuznom sakhare. Ja rasskazhu tebe o nej, potomu chto ja zdes, a ty daleko".
