Олег Александрович Юрьев (1959–2018) родился в Ленинграде, с 1991 года жил во Франкфурте-на-Майне, писал по-русски и по-немецки. Автор множества книг, в том числе выходивших на немецком, пьесы ставились в разных странах. О. Юрьев — поэт редкостного напряжения смысла и звука, материя языка в его поздних стихах истончается до реберного каркаса классической русской просодии. Акустическое устройство их таково, что улавливает тончайшие вибрации разговорной ленинградской некнижной речи, собирая ее в единый светоносный пучок. Тем неожиданнее "Книга обстоятельств" — три большие поэмы в прозе, резко выламывающиеся из "канонического", основанного на приверженности строгому регулярному размеру репертуара поэта. Три вида обстоятельств, организующих три поэмы книги, — места, времени, образа действия — три драматических единства. Это опыт промедления, остановки, фиксации на малом и словно бы необязательном. Поэт приглушает ритм, сдерживает силу вдохновения, виртуозность стихосложения уходит в тень, искусство отступает — и, парадоксальным образом, дает шанс вернуться тому, что было за ним, до него.
Oleg Aleksandrovich Jurev (1959–2018) rodilsja v Leningrade, s 1991 goda zhil vo Frankfurte-na-Majne, pisal po-russki i po-nemetski. Avtor mnozhestva knig, v tom chisle vykhodivshikh na nemetskom, pesy stavilis v raznykh stranakh. O. Jurev — poet redkostnogo naprjazhenija smysla i zvuka, materija jazyka v ego pozdnikh stikhakh istonchaetsja do rebernogo karkasa klassicheskoj russkoj prosodii. Akusticheskoe ustrojstvo ikh takovo, chto ulavlivaet tonchajshie vibratsii razgovornoj leningradskoj neknizhnoj rechi, sobiraja ee v edinyj svetonosnyj puchok. Tem neozhidannee "Kniga obstojatelstv" — tri bolshie poemy v proze, rezko vylamyvajuschiesja iz "kanonicheskogo", osnovannogo na priverzhennosti strogomu reguljarnomu razmeru repertuara poeta. Tri vida obstojatelstv, organizujuschikh tri poemy knigi, — mesta, vremeni, obraza dejstvija — tri dramaticheskikh edinstva. Eto opyt promedlenija, ostanovki, fiksatsii na malom i slovno by neobjazatelnom. Poet priglushaet ritm, sderzhivaet silu vdokhnovenija, virtuoznost stikhoslozhenija ukhodit v ten, iskusstvo otstupaet — i, paradoksalnym obrazom, daet shans vernutsja tomu, chto bylo za nim, do nego.
