НЕИЗВЕСТНЫЕ ПИСЬМА Олега Юрьева - не мистификация, не стилизация. Это способ сказать о времени. Точнее - сказать время устами тех, кто полагал свою судьбу в слове, кого слово несчастливо увело за пределы жизни и сознания, туда, где нет времени, но откуда можно увидеть время как прошлое, ставшее будущим, как альфу и омегу, как историю, развернутую в моральном пространстве между библейской притчей и скверным анекдотом. Якоб Михаэль Рейнгольд Ленц, околевающий в замоскворецких лопухах, Иван Прыжов, спивающийся в Петровском заводе, Леонид Добычин, встречающий свое залетей-ское столетие среди шушарских коровников, - говорят и не могут остановиться, даже умирая, даже умерев. Их речь становится формой времени. Они оставлены судьбой, но не оставлены словом - бесконечным постскриптумом к их горестной участи. Словом как искуплением.
NEIZVESTNYE PISMA Olega Jureva - ne mistifikatsija, ne stilizatsija. Eto sposob skazat o vremeni. Tochnee - skazat vremja ustami tekh, kto polagal svoju sudbu v slove, kogo slovo neschastlivo uvelo za predely zhizni i soznanija, tuda, gde net vremeni, no otkuda mozhno uvidet vremja kak proshloe, stavshee buduschim, kak alfu i omegu, kak istoriju, razvernutuju v moralnom prostranstve mezhdu biblejskoj pritchej i skvernym anekdotom. Jakob Mikhael Rejngold Lents, okolevajuschij v zamoskvoretskikh lopukhakh, Ivan Pryzhov, spivajuschijsja v Petrovskom zavode, Leonid Dobychin, vstrechajuschij svoe zaletej-skoe stoletie sredi shusharskikh korovnikov, - govorjat i ne mogut ostanovitsja, dazhe umiraja, dazhe umerev. Ikh rech stanovitsja formoj vremeni. Oni ostavleny sudboj, no ne ostavleny slovom - beskonechnym postskriptumom k ikh gorestnoj uchasti. Slovom kak iskupleniem.
