Б.Поплавскому, В.Варшавскому, Ю.Фельзену удалось войти в историю эмигрантской литературы 1920-1930-х годов в парадоксальном качестве незамеченных, выпавших из истории писателей. Более чем успешный В.Набоков формально принадлежит тому же "незамеченному поколению". Показывая, как складывался противоречивый образ поколения, на какие стратегии, ценности, социальные механизмы он опирался, автор исследует логику особой коллективной идентичности - негативной и универсальной. Это логика предельных значений ("вечность", "смерть", "одиночество") и размытых программ ("новизна", "письмо о самом важном", "братство"), декларативной алитературности и желания воссоздать литературу "из ничего". Характерно, что модель "незамеченного поколения", возникшая в условиях институционального кризиса, но высокого статуса национальной литературы, активно используется в 90-е и 2000-е для описания современных сюжетов.
B.Poplavskomu, V.Varshavskomu, Ju.Felzenu udalos vojti v istoriju emigrantskoj literatury 1920-1930-kh godov v paradoksalnom kachestve nezamechennykh, vypavshikh iz istorii pisatelej. Bolee chem uspeshnyj V.Nabokov formalno prinadlezhit tomu zhe "nezamechennomu pokoleniju". Pokazyvaja, kak skladyvalsja protivorechivyj obraz pokolenija, na kakie strategii, tsennosti, sotsialnye mekhanizmy on opiralsja, avtor issleduet logiku osoboj kollektivnoj identichnosti - negativnoj i universalnoj. Eto logika predelnykh znachenij ("vechnost", "smert", "odinochestvo") i razmytykh programm ("novizna", "pismo o samom vazhnom", "bratstvo"), deklarativnoj aliteraturnosti i zhelanija vossozdat literaturu "iz nichego". Kharakterno, chto model "nezamechennogo pokolenija", voznikshaja v uslovijakh institutsionalnogo krizisa, no vysokogo statusa natsionalnoj literatury, aktivno ispolzuetsja v 90-e i 2000-e dlja opisanija sovremennykh sjuzhetov.
