Эта книга - не для специалистов, а для любителей русской поэзии начала двадцатого столетия.
Читателю не обязательно знать множество "направлений" этой поэзии - декаданс, символизм, акмеизм, имажинизм, футуризм и прочее. Более того: нет необходимости ориентироваться в грамматике и синтаксисе, нет необходимости "понимать" поэзию. Даже дидактическая, даже нравоучительная поэзия прежде всего апеллирует к чувствительности внутреннего мира, где слова и фразы суть нервы и артерии органов ощущений. Их сложная структура образует лирическую личность или сугубо индивидуальную сферу поэзии. Когда мы говорим "нравится" - "не нравится", "плохое" - "хорошее" стихотворение, видимая небрежность подобных оценок соответствует наброску границ этой индивидуальной сферы.
Даже при очень хорошем знании чужого языка иностранная поэзия остается "информативной", привнесенной извне. Это - "культурное наследие". Но если мы, русские, хотим жить, дышать, меняться, нам необходима именно русская поэзия.
Eta kniga - ne dlja spetsialistov, a dlja ljubitelej russkoj poezii nachala dvadtsatogo stoletija.
Chitatelju ne objazatelno znat mnozhestvo "napravlenij" etoj poezii - dekadans, simvolizm, akmeizm, imazhinizm, futurizm i prochee. Bolee togo: net neobkhodimosti orientirovatsja v grammatike i sintaksise, net neobkhodimosti "ponimat" poeziju. Dazhe didakticheskaja, dazhe nravouchitelnaja poezija prezhde vsego apelliruet k chuvstvitelnosti vnutrennego mira, gde slova i frazy sut nervy i arterii organov oschuschenij. Ikh slozhnaja struktura obrazuet liricheskuju lichnost ili sugubo individualnuju sferu poezii. Kogda my govorim "nravitsja" - "ne nravitsja", "plokhoe" - "khoroshee" stikhotvorenie, vidimaja nebrezhnost podobnykh otsenok sootvetstvuet nabrosku granits etoj individualnoj sfery.
Dazhe pri ochen khoroshem znanii chuzhogo jazyka inostrannaja poezija ostaetsja "informativnoj", privnesennoj izvne. Eto - "kulturnoe nasledie". No esli my, russkie, khotim zhit, dyshat, menjatsja, nam neobkhodima imenno russkaja poezija.
