"Возможно, вы тоже переживали подобные состояния, когда ты теряешь основания, из которых можно исходить, чтобы строить свою жизнь. Но чаще мы лишены подобных сомнений, мы постоянно ощущаем, что мы монополисты правого пути. И даже жизнь, которая охотно бьет и по голове, и в морду, не может заставить нас задуматься, мы лишь ищем способы, как обойти препятствие и проломиться к своей цели. . . Животные так частенько поступают: упал у тебя кусок, и тут же собака бросается его схватить, ты загораживаешь, даже бьешь, а она не обращает внимания и ищет только одно решение — как сожрать свое. До состояния Данте, который осознал, что жизнь его полна ошибок и сомнений, еще надо дорасти. Чтобы заблудиться, нужно достичь зрелости душевной, позволяющей оценивать то, что с тобой происходит, как сплошные дебри ошибок. . . И тогда тебе может явиться уныние, а может — проводник. Римляне называли таких проводников гениями. И потому Данте избирает в качестве своего проводника того, кого считал Гением — Вергилия. Я не дорос до такой открытости миру, чтобы заслужить себе гения, поэтому я какое-то время назад избрал проводником Науку думать. Науку думать избирать легче, чем что-то другое, потому что такое науки не существует. Я придумал это название лет 15 назад, и с тех пор написал об этом несколько книг. Одна из них посвящена тому, как думать рассуждая. Поэтому о рассуждении я знаю кое-что. . . Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь. . . Наши начальные обсуждения дошли до того места, где мы можем полностью утонуть в дебрях бесконечных мнений, высказываемых с живостью и силой убежденности. И потому нам нужен проводник. Искусство точного рассуждения подойдет в самый раз, раз уж мы как раз дошли до вопроса, может ли рассуждение воздействовать на наш мир. Итак, что такое рассуждение?"
"Vozmozhno, vy tozhe perezhivali podobnye sostojanija, kogda ty terjaesh osnovanija, iz kotorykh mozhno iskhodit, chtoby stroit svoju zhizn. No chasche my lisheny podobnykh somnenij, my postojanno oschuschaem, chto my monopolisty pravogo puti. I dazhe zhizn, kotoraja okhotno bet i po golove, i v mordu, ne mozhet zastavit nas zadumatsja, my lish ischem sposoby, kak obojti prepjatstvie i prolomitsja k svoej tseli. . . Zhivotnye tak chastenko postupajut: upal u tebja kusok, i tut zhe sobaka brosaetsja ego skhvatit, ty zagorazhivaesh, dazhe besh, a ona ne obraschaet vnimanija i ischet tolko odno reshenie — kak sozhrat svoe. Do sostojanija Dante, kotoryj osoznal, chto zhizn ego polna oshibok i somnenij, esche nado dorasti. Chtoby zabluditsja, nuzhno dostich zrelosti dushevnoj, pozvoljajuschej otsenivat to, chto s toboj proiskhodit, kak sploshnye debri oshibok. . . I togda tebe mozhet javitsja unynie, a mozhet — provodnik. Rimljane nazyvali takikh provodnikov genijami. I potomu Dante izbiraet v kachestve svoego provodnika togo, kogo schital Geniem — Vergilija. Ja ne doros do takoj otkrytosti miru, chtoby zasluzhit sebe genija, poetomu ja kakoe-to vremja nazad izbral provodnikom Nauku dumat. Nauku dumat izbirat legche, chem chto-to drugoe, potomu chto takoe nauki ne suschestvuet. Ja pridumal eto nazvanie let 15 nazad, i s tekh por napisal ob etom neskolko knig. Odna iz nikh posvjaschena tomu, kak dumat rassuzhdaja. Poetomu o rassuzhdenii ja znaju koe-chto. . . My vse uchilis ponemnogu chemu-nibud i kak-nibud. . . Nashi nachalnye obsuzhdenija doshli do togo mesta, gde my mozhem polnostju utonut v debrjakh beskonechnykh mnenij, vyskazyvaemykh s zhivostju i siloj ubezhdennosti. I potomu nam nuzhen provodnik. Iskusstvo tochnogo rassuzhdenija podojdet v samyj raz, raz uzh my kak raz doshli do voprosa, mozhet li rassuzhdenie vozdejstvovat na nash mir. Itak, chto takoe rassuzhdenie?"
