Никто в России не сделал так много для становления символизма, для открытия и реализации принципиально новых пластических идей, как Михаил Врубель. Ему удалось завершить немногое. Слишком часто его гордые замыслы ломались о реальность, как тело Демона о каменистую землю. И все же он в "воистину жестокий век" жил воспоминаниями о золотом веке и надеждой на его возвращение. Только для собственного времени он не сумел стать своим. Суровая к художнику судьба оставила потомкам достаточно скупое наследие. Но оно столь значительно и столь долговечно, прежде всего, потому, что изначально обращено в будущее.
Nikto v Rossii ne sdelal tak mnogo dlja stanovlenija simvolizma, dlja otkrytija i realizatsii printsipialno novykh plasticheskikh idej, kak Mikhail Vrubel. Emu udalos zavershit nemnogoe. Slishkom chasto ego gordye zamysly lomalis o realnost, kak telo Demona o kamenistuju zemlju. I vse zhe on v "voistinu zhestokij vek" zhil vospominanijami o zolotom veke i nadezhdoj na ego vozvraschenie. Tolko dlja sobstvennogo vremeni on ne sumel stat svoim. Surovaja k khudozhniku sudba ostavila potomkam dostatochno skupoe nasledie. No ono stol znachitelno i stol dolgovechno, prezhde vsego, potomu, chto iznachalno obrascheno v buduschee.
