The name given to this opera is only one of its unique facets. The production ran from the late 1980s to the early 1990s at the Experiment theatre in Leningrad (now St Petersburg), Russia.
Although this theatre was unusual in many ways, its greatest peculiarity was the community created by the actors, directors and staff. The performances featured children, favorite musical instruments, household items. Anyone who participated in the productions became a part of this intimate family.
For a period of time, the walls of the theatre hall were adorned with portraits by Leonid Kaminsky, created in the Russian Lubok style. Among them was a man with a clarinet, signed “Here is the composer Vadim Rivkin. He plays musical fragments”. Now you hold a facsimile of Vadim Rivkin’s original manuscript for Erofeev Passion and a DVD of the production.
The term “passion” possesses a long liturgical history. However, when listening to this piece, it is evident that it does not correlate with the works of J. S. Bach by the same name. Still, there is an underlying connection between Erofeev Passion and liturgical passions. The theme deals with the death of an innocent victim of the government’s wrath. The opera is based on the short story Parakeet by Victor Erofeev. The protagonist is an adolescent who is sympathetic towards a dead bird. He dreams that it returns to life, but his dreams are stopped by the tyrannical government in power. The story culminates to a horrific ultimatum: the boy must sacrifice his own life as a result of a sadistic judge who twists the boy’s case. Rivkin alleviates the intensity of the narrative by adding Psalms of David into the most dramatic moments. By doing this, he not only eases the tension of the listener but also combines the contemporary and the eternally sacred. Although complex, the music flows naturally, imitating human intonations. The composer creates clashing, vivid images both touching and grotesque. Rivkin’s musical score intertwines human voices, a harp and an electric keyboard.
This edition embodies the opera’s transition from the composer’s hands to its future. Those who know and love this music wish it the best.
Название — только одна из странностей этого спектакля, шедшего в конце 80-х — начале 90-x годов прошлого века на сцене театра "Эксперимент".
"Эксперимент" вообще и во всем необычен. Разнообразны и неожиданны были выходы из театральной жизни в частную и личную жизнь его творцов; в спектакли включались дети, любимые музыкальные инструменты, домашние вещи; те, кто однажды входили в какой-либо спектакль, становились сотрудниками, друзьями надолго и всерьез.
Одно время на стенах временного пристанища театра висели выполненные Леонидом Каминским портреты в лубочном стиле с подобающими (лубочному стилю, а не театральному фойе) подписями. Среди других был представлен публике человек с кларнетом: "А вот композитор Вадим Рывкин. Он исполняет музыкальные отрывки".
"Музыкальные отрывки" оформляли многие спектакли. Но вот появился тот, который теперь предстает перед вами в факсимильном воспроизведении рукописи и в видеозаписи. Композитор, исполняя монолог Отвечающего на запрос (длиной во весь спектакль), мечтал стать зрителем и увидеть постановку со стороны. Теперь, благодаря публикации, эта мечта может исполниться.
Страсти — литургический жанр с почтенной историей. Но если вспоминать И. С. Баха и его предшественников, то придется, покачивая головой, повторять "это совсем иное" по поводу многого: источника, сюжета, структуры, состава исполнителей. И все же в самом общем и возвышенном смысле близость этой оперы к Пассионам безусловна. Весь спектакль — повествование, дополняемое действенными эпизодами и останавливаемое в самых напряженных моментах переходом в иное измерение, давнее, даже вечное. Сюжет — гибель невинной жертвы государственной машины и суда, закосневшего во лжи, пытках, извращенных толкованиях самых простых и естественных явлений. Текст (словесный) — соединение "горячего", недавно написанного, и сакрального. Но здесь уже не обойтись без поправок: составляющие поменялись местами, и священный текст (псалмы) комментирует рассказ Виктора Ерофеева "Попугайчик". Рассказ о мальчике, пожалевшем умершую птичку и мечтавшем, что она оживет. Дело происходит в неком условно-историческом государстве, главнейшая черта которого — тираническая власть над людскими судьбами. Знаки времени смещаются, двоятся, и в воображении читателей совмещаются личности тиранов XVI и XX веков. Давидовы Псалмы явились для читателя-композитора спасением от безысходного событийного времени.
Издание передает оперу из рук создателя ее будущей судьбе — знающие и любящие эту музыку желают судьбы счастливой, долгой.
Nazvanie — tolko odna iz strannostej etogo spektaklja, shedshego v kontse 80-kh — nachale 90-x godov proshlogo veka na stsene teatra "Eksperiment".
"Eksperiment" voobsche i vo vsem neobychen. Raznoobrazny i neozhidanny byli vykhody iz teatralnoj zhizni v chastnuju i lichnuju zhizn ego tvortsov; v spektakli vkljuchalis deti, ljubimye muzykalnye instrumenty, domashnie veschi; te, kto odnazhdy vkhodili v kakoj-libo spektakl, stanovilis sotrudnikami, druzjami nadolgo i vserez.
Odno vremja na stenakh vremennogo pristanischa teatra viseli vypolnennye Leonidom Kaminskim portrety v lubochnom stile s podobajuschimi (lubochnomu stilju, a ne teatralnomu foje) podpisjami. Sredi drugikh byl predstavlen publike chelovek s klarnetom: "A vot kompozitor Vadim Ryvkin. On ispolnjaet muzykalnye otryvki".
"Muzykalnye otryvki" oformljali mnogie spektakli. No vot pojavilsja tot, kotoryj teper predstaet pered vami v faksimilnom vosproizvedenii rukopisi i v videozapisi. Kompozitor, ispolnjaja monolog Otvechajuschego na zapros (dlinoj vo ves spektakl), mechtal stat zritelem i uvidet postanovku so storony. Teper, blagodarja publikatsii, eta mechta mozhet ispolnitsja.
Strasti — liturgicheskij zhanr s pochtennoj istoriej. No esli vspominat I. S. Bakha i ego predshestvennikov, to pridetsja, pokachivaja golovoj, povtorjat "eto sovsem inoe" po povodu mnogogo: istochnika, sjuzheta, struktury, sostava ispolnitelej. I vse zhe v samom obschem i vozvyshennom smysle blizost etoj opery k Passionam bezuslovna. Ves spektakl — povestvovanie, dopolnjaemoe dejstvennymi epizodami i ostanavlivaemoe v samykh naprjazhennykh momentakh perekhodom v inoe izmerenie, davnee, dazhe vechnoe. Sjuzhet — gibel nevinnoj zhertvy gosudarstvennoj mashiny i suda, zakosnevshego vo lzhi, pytkakh, izvraschennykh tolkovanijakh samykh prostykh i estestvennykh javlenij. Tekst (slovesnyj) — soedinenie "gorjachego", nedavno napisannogo, i sakralnogo. No zdes uzhe ne obojtis bez popravok: sostavljajuschie pomenjalis mestami, i svjaschennyj tekst (psalmy) kommentiruet rasskaz Viktora Erofeeva "Popugajchik". Rasskaz o malchike, pozhalevshem umershuju ptichku i mechtavshem, chto ona ozhivet. Delo proiskhodit v nekom uslovno-istoricheskom gosudarstve, glavnejshaja cherta kotorogo — tiranicheskaja vlast nad ljudskimi sudbami. Znaki vremeni smeschajutsja, dvojatsja, i v voobrazhenii chitatelej sovmeschajutsja lichnosti tiranov XVI i XX vekov. Davidovy Psalmy javilis dlja chitatelja-kompozitora spaseniem ot bezyskhodnogo sobytijnogo vremeni.
Izdanie peredaet operu iz ruk sozdatelja ee buduschej sudbe — znajuschie i ljubjaschie etu muzyku zhelajut sudby schastlivoj, dolgoj.
