'Время наружного рабства и внутреннего освобождения' - нельзя вернее Герцена определить эту эпоху... Николай не был тем тупым и бездушным деспотом, каким его обыкновенно изображают. Отличительной чертой его характера, от природы вовсе не дурного, была непоколебимая верность раз усвоенным им принципам... Доктринер по натуре, он упрямо гнул жизнь под свои формулы, и когда жизнь уходила из-под его рук, он обвинял в этом людское непослушание... и неуклонно шел по прежнему пути. Он считал себя ответственным за все, что делалось в государстве, хотел все знать и всем руководить - знать всякую ссору предводителя с губернатором и руководить постройкой всякой караульни в уездном городе, - и истощался в бесплодных усилиях объять необъятное и привести жизнь в симметрический порядок... Он не злой человек - он любит Россию и служит ее благу удивительным самоотвержением, но он не знает России, потому что смотрит на нее сквозь призму своей доктрины'. (Михаил Гершензон).
'Vremja naruzhnogo rabstva i vnutrennego osvobozhdenija' - nelzja vernee Gertsena opredelit etu epokhu... Nikolaj ne byl tem tupym i bezdushnym despotom, kakim ego obyknovenno izobrazhajut. Otlichitelnoj chertoj ego kharaktera, ot prirody vovse ne durnogo, byla nepokolebimaja vernost raz usvoennym im printsipam... Doktriner po nature, on uprjamo gnul zhizn pod svoi formuly, i kogda zhizn ukhodila iz-pod ego ruk, on obvinjal v etom ljudskoe neposlushanie... i neuklonno shel po prezhnemu puti. On schital sebja otvetstvennym za vse, chto delalos v gosudarstve, khotel vse znat i vsem rukovodit - znat vsjakuju ssoru predvoditelja s gubernatorom i rukovodit postrojkoj vsjakoj karaulni v uezdnom gorode, - i istoschalsja v besplodnykh usilijakh objat neobjatnoe i privesti zhizn v simmetricheskij porjadok... On ne zloj chelovek - on ljubit Rossiju i sluzhit ee blagu udivitelnym samootverzheniem, no on ne znaet Rossii, potomu chto smotrit na nee skvoz prizmu svoej doktriny'. (Mikhail Gershenzon).
