В мемуарной литературе сохранилось множество разноречивых свидетельств о Пушкине-собеседнике. Одни современники вспоминали, что беседа с ним «стоила его произведений», о том, что «он был душа, оживитель всякого разговора». Другие утверждали, что «Пушкин не производил особенного... эффекта, говорил немного, больше о вещах самых обыкновенных» и что у Пушкина «за целый вечер вырвалось только одно примечательное выражение».В действительности в кругу близких и интересных ему людей Пушкин был исключительно занимательным собеседником, тогда как в большом обществе либо в среде людей чуждых и безразличных он бывал замкнут и молчалив.Книга известных пушкинистов Б.Л. Модзалевского и С.Я. Гессена воскрешает слово Пушкина, и через столетний туман былого доносится к нам, пусть слабая, часто искаженная, речь поэта, «солнца русской поэзии», того Пушкина, с последним словом которого вся Россия облачилась в глубокий траур.
V memuarnoj literature sokhranilos mnozhestvo raznorechivykh svidetelstv o Pushkine-sobesednike. Odni sovremenniki vspominali, chto beseda s nim «stoila ego proizvedenij», o tom, chto «on byl dusha, ozhivitel vsjakogo razgovora». Drugie utverzhdali, chto «Pushkin ne proizvodil osobennogo... effekta, govoril nemnogo, bolshe o veschakh samykh obyknovennykh» i chto u Pushkina «za tselyj vecher vyrvalos tolko odno primechatelnoe vyrazhenie».V dejstvitelnosti v krugu blizkikh i interesnykh emu ljudej Pushkin byl iskljuchitelno zanimatelnym sobesednikom, togda kak v bolshom obschestve libo v srede ljudej chuzhdykh i bezrazlichnykh on byval zamknut i molchaliv.Kniga izvestnykh pushkinistov B.L. Modzalevskogo i S.Ja. Gessena voskreshaet slovo Pushkina, i cherez stoletnij tuman bylogo donositsja k nam, pust slabaja, chasto iskazhennaja, rech poeta, «solntsa russkoj poezii», togo Pushkina, s poslednim slovom kotorogo vsja Rossija oblachilas v glubokij traur.
