В книге "Жизнь оказалась длинной" филолог и мемуарист Людмила Сергеева рассказывает о своих встречах с известными людьми.
"Вслед за Иосифом Бродским я надеюсь, что “Бог сохраняет всё; особенно – слова прощенья и любви, как собственный свой голос”. Книга моя – благодарная дань памяти".
Иосиф Бродский, приезжая в Москву, останавливался в доме Людмилы и Андрея Сергеевых ("тут был обжитый им диван, любимое кресло-качалка", велись "задушевные разговоры"); Сергеевы бывали у Анны Ахматовой ("поразили одновременно ее простота и величие"); автор сблизилась с Надеждой Мандельштам ("не великая вдова, а женщина, которая умеет внимательно слушать и весело смеяться"); Андрей Синявский был ее университетским учителем, а крестной матерью стала Мария Розанова ("связь наша не только дружественная, но и духовно родственная").
Я никогда не читал таких доброжелательных мемуаров. Я много интересного узнал о своей семье: то, что казалось семейными легендами, оказалось реальной жизнью.
Егор Синявский
В этой книге – голос человека, который был со всеми и во всем – поддерживая, питая, соединяя…
Никита Шкловский-Корди
У вас в книге все так достоверно и точно, что я цитирую вас как документ.
Сергей Чупринин
V knige "Zhizn okazalas dlinnoj" filolog i memuarist Ljudmila Sergeeva rasskazyvaet o svoikh vstrechakh s izvestnymi ljudmi.
"Vsled za Iosifom Brodskim ja nadejus, chto “Bog sokhranjaet vsjo; osobenno – slova proschenja i ljubvi, kak sobstvennyj svoj golos”. Kniga moja – blagodarnaja dan pamjati".
Iosif Brodskij, priezzhaja v Moskvu, ostanavlivalsja v dome Ljudmily i Andreja Sergeevykh ("tut byl obzhityj im divan, ljubimoe kreslo-kachalka", velis "zadushevnye razgovory"); Sergeevy byvali u Anny Akhmatovoj ("porazili odnovremenno ee prostota i velichie"); avtor sblizilas s Nadezhdoj Mandelshtam ("ne velikaja vdova, a zhenschina, kotoraja umeet vnimatelno slushat i veselo smejatsja"); Andrej Sinjavskij byl ee universitetskim uchitelem, a krestnoj materju stala Marija Rozanova ("svjaz nasha ne tolko druzhestvennaja, no i dukhovno rodstvennaja").
Ja nikogda ne chital takikh dobrozhelatelnykh memuarov. Ja mnogo interesnogo uznal o svoej seme: to, chto kazalos semejnymi legendami, okazalos realnoj zhiznju.
Egor Sinjavskij
V etoj knige – golos cheloveka, kotoryj byl so vsemi i vo vsem – podderzhivaja, pitaja, soedinjaja…
Nikita Shklovskij-Kordi
U vas v knige vse tak dostoverno i tochno, chto ja tsitiruju vas kak dokument.
Sergej Chuprinin
