Нагромождение злодейств, от почти вынужденного отравления старика-свекра до своекорыстного удушения юного наследника. Покорно принимаемые горести, а путь все тот же - начинается незаконной любовью, заканчивается острогом, помешательством и гибелью. Лесков и задумывал не столько повести, сколько очерки нравов мещанской и крестьянской жизни. Что ж так пронзительно индивидуальны "типичные женские" судьбы? И что за луч брезжит в этой беспросветности? Господь, не попустивший безнаказанности и не оставивший мир без добрых людей? Русский ли язык Лескова? Песенный ли лад - удалой, горевой, молитвенный, - под который подстроены обе повести? Поют люди не ими сочиненные песни, а выпевается свое - жизнь, любовь, смерть.
Nagromozhdenie zlodejstv, ot pochti vynuzhdennogo otravlenija starika-svekra do svoekorystnogo udushenija junogo naslednika. Pokorno prinimaemye goresti, a put vse tot zhe - nachinaetsja nezakonnoj ljubovju, zakanchivaetsja ostrogom, pomeshatelstvom i gibelju. Leskov i zadumyval ne stolko povesti, skolko ocherki nravov meschanskoj i krestjanskoj zhizni. Chto zh tak pronzitelno individualny "tipichnye zhenskie" sudby? I chto za luch brezzhit v etoj besprosvetnosti? Gospod, ne popustivshij beznakazannosti i ne ostavivshij mir bez dobrykh ljudej? Russkij li jazyk Leskova? Pesennyj li lad - udaloj, gorevoj, molitvennyj, - pod kotoryj podstroeny obe povesti? Pojut ljudi ne imi sochinennye pesni, a vypevaetsja svoe - zhizn, ljubov, smert.
